"Если вдруг! — Согласился с ним Олег и вошел в кафе, из которого слышалось танго. — А почему бы и нет? — Спросил он себя, садясь за столик и извлекая из нагрудного кармана пиджака крошечный белый прямоугольник визитки. — Курт Рамсфельд, антрепренер. Берлин... "
Безумное предложение Рамсфельда показалось ему сейчас чрезвычайно интересным. Ведь певица имеет обыкновение гастролировать... Изумительное прикрытие, если подумать, — просто как у Маты Хари, а следующим летом в Берлине Олимпиада, и...
"Да, — решил он. — Это следует обдумать, но Мата Хари плохо кончила..., впрочем... "История в первый раз – трагедия, второй – уже фарс", — как утверждал кто-то очень умный... или древний?"
— Кофе и рюмку коньяка, — сказал он кельнеру и закурил.
* * *
До отправления поезда на Париж оставалось еще шесть часов, и Баст фон Шаунбург решил наведаться в немецкое посольство. В конце концов, со службы в Гестапо он никуда пока не уходил, а в Вене вполне мог оказаться и в рамках своего задания, до сего дня носившего, надо сказать, весьма расплывчатый характер. "Противодействие активности русской разведки...". Но, с другой стороны, любимец Гейдриха и Шеленберга был в СД, что называется, свободным художником, и делал, в принципе, что хотел. В рамках генеральной линии, разумеется, но, тем не менее.
"Вот именно!" — Олег бросил окурок в пепельницу, положил рядом с пустой рюмкой деньги и встал из-за стола.
Голова, как ни странно была ясная, и сердце успокоилось. Все-таки немец был той еще сволочью – прямо-таки "беовульф" какой-то, а не мужик из плоти и крови. Но Ицковичу – в его-то положении – все это было как раз, кстати, потому что, имея несколько иной жизненный опыт и темперамент, да еще и влипнув в историю с "попаданием", вел он себя последние часы, — а может быть и дни, но об этом даже думать не хотелось – не лучшим образом. Это если вежливо выражаться. То есть, без мата. Но можно и матом, разумеется, потому как заслужил.
Не застегивая пальто, Ицкович вышел на улицу. Там было прохладно и даже снег как будто совсем собрался упасть, и это было скорее хорошо, чем плохо: бодрило. Он и кашне свое роскошное – натуральный кашемир – запахивать не стал, но вот перчатки натянул. Кто его знает, как там все пойдет, а береженого бог бережет. Во всяком случае, так говорят.
"Говорят, что кур доят!" — Олег перешел улицу и решительно вошел в кондитерскую с замечательным тортом из папье-маше, выставленным в украшенной еще, по-видимому, к рождеству витрине. Внутри, как и ожидалось, вкусно пахло ванилью, корицей и сдобным тестом, а за столиком у боковой стены, откуда сквозь все ту же замечательную витрину хорошо просматривался приличный кусок улицы, сидела молодая женщина и пила кофе по-венски из большой фарфоровой чашки.
— Добрый день, фройлен! — Ицкович чуть опустил подбородок, обозначая вежливый поклон, и одновременно приподнял над головой шляпу. — Если не возражаете, я присяду к вам на минутку?
Вообще-то Олег как бы задал вопрос, но ответа дожидаться не стал, а сел за столик напротив женщины и вопросительно посмотрел ей в глаза. Бронзовая шатенка, а глаза красивые, миндалевидные, цвета "морской волны" — что-то от хромово-зеленого до кобальтово-синего – не поймешь, меняются от освещения, и как будто слегка прищуренные или чуть припухшие, словно она только что плакала. Красивые глаза.
"Что-то меня на "металлические" определения потянуло, — подумал Ицкович, — бронза, хром, кобальт... торий, уран... Бомба... Какая бомба? До бомбы еще десять лет!" — споткнулся в цепочке ассоциаций Олег — "Ты делал бомбу?... Нет, гречневую кашу я не умею..." — Вот оно! — "Девять дней одного года"! — Ицкович, уже почти превратившийся в связи с обстоятельствами в Баста фон Шаунбурга, наконец, понял: актриса...
"Как же ее? Лазарева?... Нет ..., Смоктуновский, Баталов... Ну же, ну!... Лаврова! Точно! Татьяна, кажется. Надо же опять Татьяна!"
— Мне позвать полицейского или просто закричать? — Спокойно спросила женщина.
— Зачем? — Баст достал сигареты и протянул женщине. — Разрешите вас угостить?
— А сигару пожалели? — И голос у нее оказался под стать внешности. Чуть надтреснутый, с легким носовым призвуком. Возбуждающий.
"Обойдетесь, фройлен ".
— Вы курите сигары? — В кармане пальто у него была еще одна, и Баст не стал жадничать. Не сейчас.
Он вынул сигару и галантно протянул даме. О, да. Это он тоже уже понял. Не просто красивая женщина – дама. Породистая, холеная, знающая себе цену ...
"Сучка..." — Пришел к выводу Ицкович.
— Я пошутила. — Улыбка скользнула по красиво очерченным полным губам, но глаза остались спокойными.
— Кто вы? — Она достала из элегантной сумочки серебряный портсигар, разумеется, для длинных, дамских и, естественно, дорогих сигарет.
Немецкий, несомненно, для нее родной язык, и все-таки она не немка. Впрочем...
— Себастиан Шаунбург. — Представился он.
— Шаунбург ... — Задумчиво повторила она, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на недоумение. — Вы имеете отношение к фон Шаунбургам из Баварии?
— Самое прямое. — Разговор принимал интересный, можно сказать, интригующий оборот.
Пять минут назад Баст рассеянно посмотрел в окно кофейни – пластинку как раз сменили, и звучал медленный фокстрот "Одна ночь в Монте Карло " — и ему показалось, что в глубине кондитерской напротив сидит молодая, замеченная им уже, шатенка. Разумеется, эту женщину он уже встречал, Шаунбург, садясь за свой столик и подзывая жестом кельнера, успел увидеть, как она вошла в кондитерскую. Бутылочного цвета пальто, рыжая лиса на плечах, кокетливая шляпка, из-под которой видны пряди волос в тон лисе, ну может, чуть темнее... Фигура, лицо, показавшееся знакомым...
"Где я мог ее видеть?" — Спросил себя Баст и едва не вздрогнул, вспомнив вдруг, где и когда засек эту женщину.
Как будто пелена спала с глаз, или вернее с памяти ...
"Вот же черт!"
Первый раз – если это действительно был первый раз – он увидел ее вчера поздно вечером на вокзале в Праге. Мелькнула неподалеку, среди снующих людей и клочьев пара,- Баст был слишком занят Жаннет и почти не обратил на нее внимания, — мелькнула и исчезла, чтобы возникнуть в дверях уже Венского вокзала. Причем, как вспомнил теперь Шаунбург, женщина не выходила из здания, а входила... чтобы еще через пару часов возникнуть на этой улочке, куда и сам-то Баст попал совершенно случайно.
"Оп-па, слежка? Возможно".
Но, с другой стороны, кто же посылает на улицу таких бросающихся в глаза женщин? Но если это не наружное наблюдение, тогда что ей нужно от Шаунбурга и зачем она за ним шпионит?
— Шаунбург ... — Задумчиво повторила женщина, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на недоумение. — Вы имеете отношение к фон Шаунбургам из Баварии?
— Самое прямое.
— Тогда, мы с вами, возможно, даже родственники... — Голос звучал ровно, интонации безупречны, но взгляд...
— Вот как! — Улыбнулся Баст. — С какой стороны?
— Я Кейт Лангенфельд.
— Мой бог! — Ну, по-другому, скажем прямо, Шаунбург отреагировать просто не мог.
Приехать в Вену, обнаружить эту фантасмагорически непрофессиональную слежку, которую он благополучно прошляпил, и выяснить, что шпионит за ним не кто-нибудь, а сама Кайзерина Кински!
— Кисси ... Бог мой! Что ты делаешь в Вене, и зачем, ради всех святых, ты за мной следишь?!
Сейчас он ее даже вспомнил. Бог знает, какое их связывало родство. Возможно, кто-нибудь из старших членов фамилии и мог бы это объяснить, но не Шаунбург. Однако то, что где-то на периферии родственных связей, среди множества безликих теней, в лучшем случае, имевших имена и географическую привязку, находится и некая Кайзерина Кински, Баст помнил. Он ведь ее даже видел однажды. Лет пятнадцать назад. Но тогда она была совсем маленькой девочкой, да и ему было лет десять ... Впрочем, позже кто-то упоминал о ней в контексте Балкан. Однако жила ли она в Софии, Афинах или в Белграде, Шаунбург с определенностью сказать не мог. Где-то там ...
"Или вообще в Италии?"
— Откуда ты знаешь Жаннет?
"Вот б...!" — чуть не выругался вслух по-русски Олег.
— Кисси, ты ... ревнуешь?!
— Я?! Ох, дьявол! Да, нет же! Что ты! Я сплю только с мужиками. — Циничная улыбка, но в глазах ... страх?
— Тогда, что тебе до Жаннет и меня? — Но, уже задавая этот вопрос, Шаунбург насторожился по-настоящему и спохватился, что почти прокололся.
Разумеется, вся эта водевильная история со слежкой была смешна. Но не смешными могли оказаться ее последствия. Кайзерина ведь дамочка отнюдь не простая, просто не может быть таковой. Черт, черт, и еще раз черт! Он никак не мог вспомнить, откуда она взялась на их генеалогическом древе, однако, несомненно, она принадлежала к немецкой или австрийской аристократии, а среди этой публики кого только не встретишь. И Кисси тоже могла оказаться информатором Гестапо или, напротив, НКВД, или еще кого-нибудь. Но больше всего Баста встревожило то, что Кейт Лангенфельд Кински, вообще знала, настоящее имя Жаннет, а не то, что было в теперешнем паспорте у мадмуазель Буссе и которым сам Ицкович даже не поинтересовался.
